Но в публикуемом романе события разворачиваются на родной для автора почве. Городок Альби, центр исторической области Альбижуа, в конце XI — начале XII века был известен во всем христианском мире: в нем обосновались альбигойцы, ветвь еретической секты катаров, и чтобы с ними справиться, папе римскому пришлось объявить против альбигойцев крестовые походы, вошедшие в историю под названием Альбигойских войн. Тогда вокруг Альби кипели страсти, он находился в центре большой политической игры; тогда папский легат Амальрик произнес знаменитую фразу, пополнившую собой кунсткамеру образчиков остервенелого фанатизма: Убивайте всех, Бог своих опознает. Кстати, эта формула — Бог своих опознает — вполне подходящее название для детектива, и если вместо Господа проставить его извечного супостата, то она сгодилась бы и для этого романа Эксбрая.
Его Альби, разумеется, во всех отношениях городок заштатный, каковым и является во второй половине XX века. Тут все друг друга знают, все на виду, и банкир, старый доктор, владелец склада или полицейский комиссар — люди заметные, относятся к местным достопримечательностям. Всем правят порядок, повторяемость, быт. Отчетливое тяготение к живописанию бытовых мелочей, ритуалов повседневности, ничтожных и крупных житейских стычек, занявших в цивилизованной Европе место религиозных войн, присуще письму Эксбрая, но, впрочем, не его одного. Известное любование бытом, погруженность в быт вообще характерны для французского детектива и берут начало даже не в творчестве Жоржа Сименона, отца комиссара Мегрэ, но в более ранних романе-фельетоне и криминальном романе XIX века. У романтика Виктора Гюго в Отверженных или у автора сенсационных романов Эжена Сю в Парижских тайнах, как вспомнить, полно неприкрашенной, сырой жизни и бытовых зарисовок.
И для американцев, и для англичан преступление по-прежнему остается чем-то из ряда вон выходящим, особенно убийство. Жизнь человеческая все еще самоценна, а убийство и впрямь вещь нечастая, мы живем в разумном мире, — декларировала Филлис Дороти Джеймс, ведущий ныне мастер английского детектива, на кембриджском семинаре Современный британский писатель летом 1989 года. Для французов же преступление — явление скорее заурядное, прочно укоренившееся в повседневности. Может быть, потому, что французская жизнь, в отличие от английской или американской, большей частью вся проходит на людях (как у персонажей Эксбрая), то и преступление волей-неволей тоже происходит прилюдно, чуть ли не на глазах у всего городка. С этим, кстати, связаны трудности сокрытия до поры до времени концов преступления и введения в текст романа ключей к его разгадке. Поскольку все — в открытую, автору приходится ломать голову над тем, как показать очевидное, одновременно спрятав его в перипетиях сюжета и бытовых мелочах. Читатель может обнаружить в романе Девочка в окошке противоречия, отступления от правдоподобия, натяжки в сюжете и в психологических портретах некоторых действующих лиц. Здравый взгляд на вещи — основа основ детектива — местами изменяет Эксбрая.
Любопытна здесь и природа преступления, его мотивы. Страстность французов давно вошла в поговорку, однако стимулом стандартного, хотя и уносящего человеческие жизни преступления выступают не любовь, не гордость, не честь, а корысть, деньги. Противоречие? Не совсем. Ведь деньги питают страсти и уж по крайней мере служат их удовлетворению. Они и сами способны быть предметом страсти. Не какая-нибудь, а именно французская классическая литература явила миру примеры того, как корысть становится всепоглощающей неконтролируемой страстью, сущностью человека: Гарпагон в Скупом Мольера, бальзаковский папаша Гобсек. Так что несовместимости тут нет.
Другое дело — контраст между заурядностью преступления и непривычной в детективе личностью сыщика. Всю интеллектуальную сторону дознания, работу маленьких серых клеток, как это берет на себя тринадцатилетняя парализованная девочка. Согласимся, что подобное встречается не так уж часто, хотя авторы детективных произведений с легкой руки Конан Дойла, сделавшего Шерлока Холмса не просто сыщиком, но большим оригиналом, упорно соревнуются друг с другом в выдумывании невероятных гениев сыска и наделяют их разнообразными чудачествами. Маленькую Элизабет, однако, замыкает в четырех стенах не потакание своим прихотям, а жестокая житейская проза. И в невольного сыщика ее превращает не тяга к авантюрам, а элементарная необходимость. Мне… приходится действовать, чтобы понять, что происходит, и защитить тех, кого я люблю, — резонно объясняет она своему приемному отцу, старому доктору Бовуазену.
Тема одиночества старости и одиночества человека, вытесненного из полноценной нормальной жизни, традиционно получала сентиментальность. Эксбрая тоже грешит сентиментальностью, но, опять-таки в согласии с французской традицией, разводит ее юмором, а то и гротеском. Его повествовательной манере присуща ирония, принимающая в этом романе, где рассказчиком выступает старый доктор, форму самоиронии. Противоречие между зловещим смыслом преступления и его бытовой заземленностью также питает иронию и могло бы перевести интеллектуальный детектив Эксбрая в более глубокое, отчасти философское русло и тем самым несколько изменить самый жанр в творчестве писателя, когда б ему достало на это мастерства.