Отзывы читателей:
Известный самарский журналист Влад Князев решил написать смеховой роман. Юмористика нынче, вопреки мнению скептиков (а для них и прозы сейчас нет, и драматургии, и поэзии), переживает далеко не худшие времена: достаточно любую телепрограмму раскрыть!

С романами, правда, посложнее, но с ними вообще сейчас сложнее: издатели поостыли к этому жанру, на который у современного читателя просто времени не хватает. Ведь даже классику сейчас предпочитают читать (и издавать) в виде дайджестов. Или созерцать урывками в виде сериалов. А тут еще новые Толстые и Достоевские!

Впрочем, Князев ориентируется на другую классику – на романы Ильфа и Петрова. Совсем еще недавно почти все думали, что это и есть – самое смешное, что можно придумать. По крайней мере в рамках советских приличий. Князев, не обинуясь, указывает этот ориентир уже в аннотации: «В жанре юмористического романа не было пополнения, пожалуй, со времен Ильфа и Петрова». Это не совсем верно или, точнее, совсем неверно: юмористических романов писалось и особенно пишется много, но при этом ни один из них, разумеется, всенародной славы «Золотого теленка» не завоевывал. Хотя к этому есть причины вполне объективные: сегодня вообще не может быть романа, любимого всеми, – все стали слишком разными, чтобы любить одно и то же. Да и само понятие «всенародный» свою репутацию явно утратило…
А вот для определенного круга читателей книга эта интерес, вне всякого сомнения, имеет. И не потому, что роман «смеховой» – особенно смеяться в книге не над чем, а именно как объективная фиксация определенного взгляда на действительность, определенного творческого типа.

Во-первых, нет даже необходимости писать, что автор «романа-балагана» – журналист: в каждой его шутке сквозит дух газетного фельетона недавних десятилетий с его злободневностью и конкретностью. То есть за каждым выдуманным Указкиным или Толстобрюховым всегда можно угадать конкретного Иванова или Петрова. Кстати, у Ильфа с Петровым было то же самое. Это недавно показали в своих комментариях сначала Юрий Щеглов, а затем – куда более подробно – Михаил Одесский и Давид Фельдман. Другое дело, что мы почитай полвека с удовольствием читали их романы, не ведая их злободневной фельетонной подоплеки…

Во-вторых, автор – журналист провинциальный: свое язвительно-ироническое отношение к столичной жизни и ее персонажам он демонстрирует уже во введении. Один только редактор московского издательства, не помышляющей ни о чем другом, кроме коньяка (явно взяточного) и талии своей секретарши, чего стоит. Типичный герой «Крокодила» времен оттепели!

С другой стороны, тоже вполне в духе провинциальной интеллигенции недавнего прошлого, он не менее, а то и более язвителен и по отношению к своим родным колдыбанцам, самым-самым во всем – во всем. Симпатии к ним сквозь эту иронию, конечно, просвечивают, но как-то очень робко.

Наконец, автор книги – безусловно, либерал из числа шестидесятников, апологет фиги в кармане и кухонной критики всего существующего, кроме самих себя.

Нетрудно предположить также, что вторым очевидным источником книги помимо непревзойденных зубастых советских сатириков была еще одна культовая для советских либералов книга – «Кентавр» Джона Апдайка. Понятно, что в условиях «реалистической» советской прозы она была настоящей отдушиной, можно даже сказать, форточкой в мир классической культуры: «Улисса» тогда в России не читали.

Вослед апдайковскому Херону Князев выпускает в современную действительность своего двойника – Геракла, который на пару с колдыбанским мудрецом и богатырем Лукой Самарычем, пародийно повторяя подвиги античного героя, основательно встряхивают застойную жизнь поволжского города – аж перья летят из бедных бюрократов, показушников и взяточников!

Конечно, Указкина, Молекулова и Профанова – фамилия знатные, сам Денис Иванович Фонвизин таким бы позавидовал. Или все-таки нет? В любом случае о понимании самой природы юмора людьми своего поколения и своей социальной страты автор романа говорит очень много.

…Помните, как Маркс с Энгельсом учили нас оценивать книги? По тому, сколько мы из них информации о мире получаем. Так вот, книга Князева очень информативна, из нее можно очень много узнать о том, как и чем жили (а еще как воспринимали и оценивали мир) типичные представители провинциальной гуманитарной интеллигенции 1960–1970-х годов. Поверите, это очень много, ради одного этого книгу необходимо было издать!

Другое дело – юмор. Он здесь тяжеловесный, многословный, с вечной уже упомянутой фигой, с намеками и экивоками – в общем, тоже вполне типичный для своего времени и социального круга. Кое-где можно улыбнуться, но вот хохотать, как над книгами Ильфа и Петрова, вряд ли у кого-то получится. А ведь роман претендует на статус смехового!

В любом случае солидное самарское издательство, специализирующееся в основном на выпуске научной литературы по психологии и смежным наукам, правильно сделало, что выпустило эту книгу. И при этом парадоксальным образом не нарушило своего профиля: в качестве развлекательной книга вряд ли получит признание, а вот как источник по исторической психологии ее уже сейчас можно и нужно использовать.