Юрий Хейфец (Борис Берг).
"Я родился в Екатеринбурге (бывший Свердловск) 31 октября 1953 года — и 37 лет прожил в этом городе. Образ жизни вёл, строго соответствующий Змее и Скорпиону...
Закончил обычную школу и — параллельно — музыкальную десятилетку по классу фортепиано.
В 1971г. поступил в медицинский институт. Потом работал эпидемиологом, инфекционистом, гастроэнтерологом.
Создавал различные ансамбли в разных местах; часть из них — меньшая — умирала сама без особых мук; другая — большая — разгонялась КГБ по причинам "идеологических диверсий".
Стихи и песни пишу с 14 лет, но с 18 — пишу сознательно, отдавая себе отчёт в том, что тяжко и неизлечимо болен. В 18 же лет написал песню, которую до сих пор считаю лучшей — "Испанскую балладу".
В 1989 г. я ушёл из медицины — и под псевдонимом "Борис Берг" почти 3 года работал в шоу-бизнесе, исполняя политическую сатиру собственной продукции под маской блатной "эмигрантской" песни.
В 1991 г., уже в Москве, вернулся в медицину — где и работаю сейчас, занимаясь квантовой медициной, новым направлением физиотерапии. По должности — главный врач Ассоциации "Квантова медицина".
Женат. Отец троих детей.
...Я люблю в жизни всё, что выбрал для себя сам — и всегда ненавидел всё, к чему меня принуждали люди и обстоятельства. Из этого, к сожалению, следует, что ненависть известна мне так же хорошо, как любовь...
Моё хобби, моя жизнь, моя кровь — всё это для меня сконцентрировано в слове "поэзия". Медицина меня просто кормит. И в этом — моё огромноё счастье: поэзия не обязана никого кормить. Нет ничего страшнее подённой литературной каторги куска хлеба ради.Я никогда в жизни не следовал правилу "Ни дня без строчки". Я всегда жил роскошно: писал только тогда, когда не мог не писать. И я безмерно благодарен Господу, что я не мог не писать очень часто. Поэзия для меня, прежде всего, — боль. Медицина знает, что на высоте боли нередко возникает парадоксальная эмоция — блаженство. Физиологически — на этом эффекте основан мазохизм. Этот же эффект — основа искусства вообще, литературы — в частности, и поэзии — в особенности.
Однако, я не хочу сказать, что медицина для меня — каторга. Ничего подобного! Опять-таки, я счастлив тем, что мне удалось медицину сделать для себя по-настоящему интересной — и видеть плоды своих трудов: я помог и помогаю очень многим людям.
Любимых поэтов и бардов нет; есть достаточно много дорогих и кровно родных стихов и песен, которые безмерно сближают меня с их авторами. Я говорю о Тютчеве, Лермонтове, Фете, Георгии Иванове, Ходасевиче. Мандельштаме, Рубцове, о Бродском, Галиче, Окуджаве, Анчарове, Смогуле... Пусть простят меня те, кого забыл упомянуть.